Война закончится победой, и снова настанет мир. Так всегда бывало в русской истории, так будет и сейчас. Но когда победа станет реальностью, на улицах наших городов окажется множество людей, раненных на войне – не только телесно, но и душевно. О том, как им помочь, нужно думать уже сейчас.
«Рэмбо» под Ростовом
7 декабря в Ростовской области в городе Новошахтинске неизвестный совершенно неожиданно открыл огонь по полицейским из ручного пулемёта.
Один из правоохранителей был ранен. Преступника задержали на следующий день – по сообщениям местной прессы, это оказался самовольно оставивший часть боец знаменитого «Вагнера» Павел Николин. Сообщалось, что он отбывал наказание за ограбление, в колонии завербовался в ЧВК.О том, почему Николин покинул часть и отчего напал на полицейских, информации практически нет. Именно поэтому почти сразу появились комментаторы, которые связали поведение дезертира с «посттравматическим синдромом». Один из источников Царьграда, профессиональный психолог, имевший возможность на месте ознакомиться с ситуацией, попросив сохранить его анонимность, решительно заявил, что «налицо реактивный психоз».
Источник источником, но есть ли на самом деле у новошахтинского стрелка какой-то диагноз, мы не знаем. Знаем другое: чем дольше идут боевые действия, чем больше людей оказываются с ними связаны, тем больше в обществе опасений. Вот-вот наши улицы заполнят люди с «вьетнамским» или «афганским», или теперь «украинским» синдромом. Люди, которые прошли через войну – и не могут вписаться в мирную жизнь. Добавим к сказанному сложные психологические состояния, в которых оказываются родные военнослужащих – кадровых, добровольцев или мобилизованных. Добавим к этому не менее сложные проблемы у беженцев, эвакуированных в Россию из разных регионов Украины.
Мы получаем ситуацию, в которой очень большому количеству людей необходима психологическая, а то и психиатрическая помощь. В противном случае часть этих людей может оказаться опасной и для самих себя, и для других. Особенно те, кто умеет обращаться с оружием. Готова ли Россия к решению этой проблемы?
Да, уже сегодня в психиатрические клиники обращаются люди, трудности которых связаны с военными действиями,
– говорит в разговоре с Царьградом врач-психиатр Андрей Березовский.
Об их количестве сейчас можно только гадать, потому что никто статистики по таким расстройствам пока не публикует. Но важно не только количество. Принципиально важно, что сегодня психиатры работают по большей части с теми, кто сам обратился к ним самостоятельно, «самотёком», поняв, что есть проблемы, с которыми он не может справиться.
Растерянный, но привыкший сражаться
Что собой представляет поствоенный синдром? В самом общем виде можно сказать, что это – невозможность для прошедшего войну, травмированного войной человека вернуться к тому образу жизни, который он вёл до войны, снова стать частью нормального общества. Травмированный человек, неадаптированный к реалиям мирной жизни, в каких-то случаях может проявлять агрессию, может стать опасен.
Вместо того чтобы устроиться на нормальную работу и начать жить, «как все», он легко может попасть в криминальную среду, пополнить своими действиями статистику уличной преступности, может начать глушить своё состояние алкоголем и наркотиками.
Ключевое слово для описания этих людей – «растерянный». Это человек, получивший не только физическую, но и острую психическую травму. Так, например, человеку, прошедшему через передовую, особенно получившему контузию, может потребоваться помощь не только невропатолога, но и психиатра, как минимум экспертная, на уровне рекомендаций по дальнейшей реабилитации. Возможно, будет необходима и восстановительная поддержка, сопровождение различными специалистами. И к этим вопросам целесообразно привлекать гражданских специалистов. Поэтому в перспективе может потребоваться усиление существующей системы психиатрической помощи,
– утверждает Андрей Березовский.
Почему после современных войн таких людей становится достаточно много? На памяти нынешних поколений в России – «афганский синдром», о нём много говорили в 80-е и в первой половине 90-х годов. Американцы всему миру рассказали про «вьетнамский синдром».
Всё дело в том, что люди на войне погружаются в совершенно другой образ жизни, чем тот, что привычен им в мирное время.
Современный мир подразумевает сравнительно высокое качество жизни. Мы не в средневековье. Большинство людей живёт так хорошо, как ещё два века назад не жили и монархи,
– объясняет эксперт.
Что это значит? Ещё во время Первой мировой войны крестьянин, попавший на фронт, не переживал драматического снижения своих жизненных стандартов. В окопах он жил почти не хуже, чем в родной деревне, – ведь его кормили и одевали, тяжёлая солдатская работа не казалась ему труднее обычной ежедневной в мирное время. А вот во второй половине XX века всё изменилось. Грубо говоря, мы стали жить слишком хорошо, чтобы нормально адаптироваться к войне. И значит, многим из нас так же трудно адаптироваться после возвращения с войны к миру.
Диверсанты среди нас
Современная война наносит раны множеством разных способов. Врачи говорят, что 90% ран нынешней войны – «минно-взрывные травмы». Но травмы, бывает, наносятся не только телу, но и душе. Нельзя преуменьшать важность огромного количества психотравмирующих информационных факторов, которые действуют и на самих военнослужащих, и на членов их семей. Противник использует разные способы психологического воздействия – и делает это очень умело.
Вот недавний случай в одном из российских военных городков. Со слов очевидцев, в толпе жён военнослужащих, несколько дней не имевших информации о мужьях (люди делают боевую работу на передовой, телефоны сдали, домой не позвонить) вдруг появляется яркая женщина в красном – в красных брюках в красном пальто, она сразу обращает на себя внимание. Она кричит: «Чего вы ждёте?! Никто не позвонит! Гробов теперь ждите, уже завтра гробы пойдут!» – и быстро уходит.
Это хорошо подготовленная вражеская диверсия, цель которой – как раз психологическое поражение сразу многих русских людей, жён военных. Очень многим из них теперь требуется настоящая психологическая помощь.
В конкретной ситуации эту помощь начал оказывать полковой священник. Но в целом приходится признать, что к по-настоящему массовой работе с поствоенными психологическими проблемами мы пока не готовы.
Нужна система во главе с губернаторами
У отечественной психиатрии есть и методики, и опыт, и владеющие этим опытом специалисты, способные справиться с психологическими проблемами людей в военное и послевоенное время,
– утверждает Андрей Березовский.
Существуют интереснейшие наработки по немедицинской реабилитации в рамках социальных инициатив Русской Православной Церкви. Вместе с тем у нас нет изобилия специалистов. Людей, умеющих работать с посттравматическими трудностями, не очень много. Об этом говорилось на недавней встрече президента РФ с молодыми учёными. В какой-то степени сложности связаны с доминированием западных, неадаптированных методик, в то время как для пациента, пережившего военную травму, принципиально важным является психологически понятная цельность реабилитационных подходов, облегчающая возвращение именно в близкий ему, его культуре и воспитанию мир.
По сути, у нас есть все необходимые элементы системы массовой психологической и психотерапевтической помощи, уверен Андрей Березовский. Но она требует развёртывания. Нужно собирать специалистов, кого-то доучивать и переучивать. Но гораздо важнее любого отдельного специалиста создание системы.
Нам нужно выстраивать систему поэтапной реабилитации. Это психиатрическая, психотерапевтическая, психологическая и социальная реабилитация. Причём особенно важна социальная. Реабилитация в ряде случаев должна происходить через решение социальных проблем. Простой пример: нужно решить вопрос, а как теперь (когда отец ушёл воевать) отвозить детей в школу. Решили этот вопрос – уже начали реабилитацию для семьи военнослужащего,
подчеркнул врач-психиатр.
По мнению Андрея Березовского, следует создавать системы психиатрической и психологической помощи централизованно, на уровне отдельных регионов России. Системы должны создаваться на уровне губернаторов. Опыт такой организационной работы, в общем-то, есть – образцом могут послужить существующие сегодня региональные антинаркотические комиссии, в работе которых, кстати, большую роль играют врачи – психиатры-наркологи.
Что с того?
Я надеюсь, что массовых проявлений «постукраинского синдрома» на наших улицах все-таки не будет, – говорит Андрей Березовский. – Уже сейчас многое делают волонтёры, привлекая профессиональных психологов. Открываются прямые линии психологической помощи. Довольно много людей обращаются за профессиональной помощью самостоятельно, поняв, что столкнулись с серьёзными проблемами – другое дело, что они часто обращаются не в государственные учреждения, а к частным практикующим специалистам. Бывает, что идут к самодеятельным псевдопсихологам, сектантам и шарлатанам.
Помощь возможна, но сегодня нужно развёртывать и расширять систему, не дожидаясь, пока об «украинском синдроме» начнут кричать на всех углах.
Свежие комментарии