В прошлом году Запад пытался атаковать нас на экономическом фронте, а теперь активизировал военную составляющую. Но и с этой проблемой мы тоже справимся, считает полковник Центрального аппарата Министерства обороны России в запасе Владимир Трухан.
— Владимир Эдуардович, в одном из своих эфиров вы сказали, что задача наших войск сейчас как раз состоит в том, чтобы не втягиваться в генеральное сражение, а наносить врагу тактические поражения, чтобы он не мог концентрировать силы для своих наступательных действий.
Вы могли бы привести это на конкретных примерах, исходя из сообщений, которые сегодня приходят с фронтов?— Сообщения приходят из зоны СВО. Там с фронтами не очень. Там есть линия боевого соприкосновения и оперативные направления.
Читайте сводки, которые дает генерал-лейтенант Конашенков. Они кому-то могут показаться скучными, но там все конкретно и ясно. Сейчас действительно идет воспрепятствование концентрации сил противника. Удары, которые наносятся в том числе по оперативному тылу, как раз для этого и предназначены.
Проломами укрепрайонов сейчас занимаются все задействованные силы, включая части Министерства обороны и тех же «вагнеровцев». Ребята действительно жестко и грамотно воюют. Они как раз предназначены для того, чтобы воспрепятствовать накоплению резервов. Да, у них своя тактика, но в целом это так.
Просто у нас многие мыслят категориями, что если не случилось генерального сражения или еще какого-то масштабного замеса, то и войны не случилось. Это совершенно необязательный элемент.
— На это есть контраргумент, что в любой войне победу одерживает тот, кто выигрывает борьбу за стратегическую инициативу.
— Понимаете, у нас хватает пустозвонов, которые начитались в интернете отдельных фразочек, а теперь бегают с ними с умным видом: «А ты слышал, что там говорили?» А ты вообще понимаешь, что там говорится? В армии с трескучими фразами не очень. Поэтому любое определение что-то означает.
Стратегическая инициатива не может принадлежать вооруженным силам. Она принадлежит государству. Военная стратегия — это лишь часть общей стратегии государства по ведению боевых действий.
Военные действия нельзя отделить от политической и экономической стратегии. Все эти треки согласованы. Нельзя вырваться вперед на одном из них. Поэтому пускай эти дятлы, которые кричат, что нам не надо слушать политиков или экономистов, не послушают свою жену, когда она их за кефиром пошлет.
А так инициатива как нам принадлежала, так и принадлежит. А все эти кратковременные моменты летом можно сравнить с футбольным матчем. Невозможно, чтобы одна из команд давила все 90 минут. Накапливается усталость, накапливаются ошибки в тактическом или даже в оперативном звене. Надо перегруппироваться, посмотреть, куда мы зашли, можем мы это удержать или не можем удержать.
Повторюсь, армия работает в своем ритме, инициатива нами не упущена. Потому что инициатива — это когда ты делаешь то, что хочешь. А не то, что тебя вынуждает делать противник. У нас такого не было.
— А почему противник не может выбить нас из Донбасса? Почему все его контрнаступательные действия были только за его пределами?
— Противник бы этого очень хотел, но ему нечем.
— Есть ли какая-то верхняя планка потерь, после которой он посыплется? Или об этом рано говорить?
— Об этом вообще бессмысленно говорить. Да, при планировании операций мы учитываем боевую устойчивость и расчётные цифры. Но ни один военный ни в одном оперативном плане никогда не напишет: «А вот теперь противник сдастся». Мы из этого не исходим.
Я не знаю, есть ли у Украины такой предел устойчивости или его нет. Не надо рассчитывать на то, что сейчас мы их дожмем, и все поднимут руки в гору и сдадутся. Это непрофессионально. Потому что там общественные настроения тоже по-разному играют.
Я не хочу на этом спекулировать и быть Нострадамусом. Пока на Украине никакой революции не происходит. Хотя они даже в оперативных делах привинтили определенную тактику.
Чтобы сохранить боеспособные части и сохранить боеготовность, они кидают в бой «мясо». Они же великие полководцы, поэтому стоят до последнего украинца. А когда нам понадобилось сесть в стратегическую оборону, мы отошли и сели там, где хотели. И ничего они с нами сделать не могут.
Пока же ВСУ обороняются за счет гибели своих неподготовленных людей, а в этот момент формируют боеготовые части, которые тоже пойдут под замес.
— Возможно ли уничтожить эти боеготовые части в тылу?
— Мы их уничтожаем там, где это возможно. Полностью нам это сделать не удастся, но мы можем серьезно осложнить им жизнь.
Основная проблема ВСУ состоит в том, что они, не перегруппировываясь, сели по своим линиям обороны, которые уже точно будут уничтожены. И они просто вынуждены туда без перегруппировки постоянно добавлять туда свежих.
Но и совсем дятлов туда тоже добавлять нельзя, потому что из этого ничего не выйдет. Поэтому так или иначе их личный состав гибнет, а такая тактика деморализует людей.
Враг при помощи ЦИПСОшных вбросов пытается разделить нашу армию на мобилизованных и немобилизованных. Мы их не разделяем. Это все наши вооруженные силы, и командир в равной степени за всех отвечает. Там могут быть какие-то тактические траблы (проблемы), но это неизбежно. А у ВСУ постоянно идет эта катавасия и подбрасывание людей в топку.
Люди от этого устают. Люди будут избегать вступления в бой. Сейчас они сами технику будут портить. Поэтому господа из НАТО сомневаются, кого в их технику надо засунуть, потому что там тоже по-разному все бывает.
У Украины превалирует политика. В Артёмовске и рядом у них уже всё перемолото в щебенку, но они упорно не отходят и не перегруппировываются. Посмотрим, сколько еще они так смогут воевать.
— Сохраняется ли опасность, что в этих боях на истощение мы потеряем своих лучших штурмовиков?
— Нет. Мы работаем разновидовыми силами по военной науке. А лучшие штурмовики как раз и становятся лучшими в бою. Боксер может сколько угодно тренироваться в зале, но чемпионом он может стать только на ринге.
Знаете, есть такая трескучая идиома: война забирает лучших. Это не так. Война забирает всяких. Просто лучших нам больше жалко. Снаряд не разбирает, кто лучше или хуже воюет. Парни, к сожалению, гибнут, но подразделения закаляются, отводятся в тыл и укомплектовываются там.
Мы воюем по-своему. Мы отвинтили календарь, чтобы избежать потерь. А они привинтили политику, потому что Западу украинцев не жалко.
— Насчет поставок западной техники. Вы в одном из своих эфиров сказали, что не готовы обсуждать технико-тактические характеристики натовских танков и то, насколько эффективно их применит противник, потому что лично вы готовы залезть в танк только под дулом пистолета. Почему быть танкистом так сложно и страшно?
— Не надо воспринимать военно-полевой юмор как серьезную аналитику. Я имел в виду, что я не танкист по военно-учетной специальности.
Я никогда не был танкистом и не учился на танкиста. И я не готов обсуждать тактико-технические характеристики танка, особенности его применения на поле боя и его возможности действовать в составе подразделений просто потому, что я этого не знаю.
А то у нас некоторые интернет-эксперты кладут рядом две картинки и выдают это за инсайд. И они уже понимают, как работает тот или иной образец техники. Реальность их сильно удивит, потому что в настоящей железяке особенности и характеристики немножко другие.
Там сейчас привинчиваются средства разведки, ребята вспоминают забытые приемы. И надо быть танкистом, чтобы об этом подробно рассказать.
Вопрос не в том, что быть танкистом — это очень сложно и страшно. На войне всегда страшно. Ты можешь сидеть в оперативном штабе, быть уставшим и пить кофе, а туда может прилететь «Хаймарс». Безопасных мест на войне нет. Тем более сейчас.
Слушать надо людей с соответствующей специальностью, а не экспертов на все случаи жизни. Хотите узнать про танки? Слушайте танкиста. Хотите узнать про артиллерию? Слушайте артиллериста.
— Вам уже надоели вопросы про борьбу с поставками западного оружия и уничтожение вражеских коммуникаций, но можем ли мы устроить врагу что-то вроде херсонского сценария, когда они затруднили нам снабжение группировки на правом берегу Днепра и мы ушли сами?
— Единственная причина оставления Херсона заключалась в том, что мы сели в стратегическую оборону там, где нам это выгодно. Нам никто там особо снабжение не затруднял, но мы спрогнозировали другие риски. Это армия, это военное дело, это наука. Никто не будет биться в кровь и сопли за каждый сантиметр земли, если к политике это не привяжут.
Мы посмотрели возможности противника и поняли бесперспективность нахождения там нашей группировки. Отошли и сели в стратегическую оборону. Если ВСУ вдруг так начнут воевать, то нам точно пора домой. Но они так не умеют.
То, что сделал Суровикин, было гениально. Он это еще к погоде привязал. Он успел выйти до того, как пути коммуникаций разбухли. Он еще и метеорологов послушал. А если у кого-то в голове до сих пор носится что-то не то, то пусть сходят в аптеку и скушают там вкусную таблетку.
А нарушение коммуникаций — это воспрепятствование действий группировки противника и воспрепятствование подвозу боеприпасов. Мы это делаем сейчас. Мы уничтожаем все, что можем уничтожить, совершенно не стесняясь.
Можем ли мы полностью воспрепятствовать разворачиванию группировки противника? Можем, если применим стратегическое ядерное оружие. Но тогда будет воспрепятствование всему, даже выезду на дачу.
— Мы с вами уже обсуждали тему отступления из Харьковской области. Если нам сейчас предстоит снова отбивать Изюм, насколько тяжело нам будет опять проделывать весь этот путь? Те военные, с кем я общался, действительно считают те события позором и говорят, что «украинцы нам вломили».
— Может быть, кто-то и считает это позором. Но в армии так принято, что поставленную задачу ты должен выполнить. Что касается «вломили», то я, естественно, не хочу полемизировать с людьми, которые в моменте там находятся. Но давайте поднимемся на более высокий уровень. Какова, на ваш взгляд, основная цель наступательной операции?
— Окружение и уничтожение группировки противника.
— Именно так. Наступательная операция — это Мариуполь. Чем она закончилась? Трупами и пленными. А так это был наш определенный тактический отход с территории, которую мы не могли удержать по тем или иным причинам. Там тоже было много чего интересного, помимо некоторых ошибок. Это можно называть «позором», но за неимением большего.
Сколько потерял Тимошенко в Харьковской операции? 110 тысяч убитыми? Но Сталин его за это не расстрелял четыре раза в каждую конечность. Потому что всякое бывает.
Поэтому у военных, за исключением некоторых телеграмных блогеров, никаких терзаний насчет возвращения Изюма не будет. Поставят задачу, дадут силы и средства, и мы его возьмем.
— Последнее. Украинская пропаганда уже утверждает, что стратегически Россия давно проиграла, потому что у нее блицкриг не удался. Российская пропаганда утверждает, что стратегически Украина и Запад проиграла, потому что у нас ВПК лучше. Можно ли сказать, что кто-то заранее проиграл? Или в таких конфликтах все еще может несколько раз поменяться?
— Опять же приведу пример из футбола. Вышли на поле две команды. Счет на табло. Кому-то достался кубок, кому-то ничего не досталось, кроме глумления.
Проблема в том, что мы пока не осознаем стратегические цели, которые поставил этот конфликт. Задача России не в том, чтобы занять какие-то территории, а в том, чтобы обеспечить свою безопасность. СВО как раз и началась для воспрепятствования их активных действий. Мы просто сработали на упреждение.
Мы должны работать в своем ключе и слушать нашу власть. Это не чинопочитание. Просто они знают, к чему мы должны стремиться. А толпам неприкаянных пропагандистов просто надо о чем-то говорить. Ну и пусть говорят.
У нас в ряде телеграм-каналов Россия в любом случае проиграет. Так что, всем им теперь верить? Мы последовательно решаем стоящие перед нами задачи. И решаем их абсолютно успешно и уверенно.
По всему выходит, что основная война в 2022 году велась на экономическом фронте. Мы сильно заметили падение уровня жизни? Нет. Просто они использовали совместную стратегию против России. Они только сейчас активизировали военную составляющую. Но и с этим вызовом мы справимся.
Я не продавец волшебных амулетов, но я бы посоветовал всем меньше погружаться в эти моменты. Наша задача — обеспечить военную безопасность России так, чтобы следующие 50 лет все злобно клацали зубами из-за забора. И эту задачу мы решаем.
Свежие комментарии