В четверг стрелки так называемых часов Судного дня были переведены на 20 секунд вперед. Теперь от ядерного катаклизма мир отделяют всего 100 символических секунд. О стратегической стабильности после развала Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, о перспективах продления Россией и США истекающего в следующем году договора о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-3), о ситуации с ядерным полигоном КНДР и об эффекте от появления гиперзвукового оружия в интервью корреспонденту РИА Новости Алану Булкаты рассказала заместитель Генерального секретаря ООН, высокий представитель по разоружению Идзуми Накамицу.
— В августе Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности перестал существовать. Как это повлияло на глобальную стратегическую стабильность?
— Полагаю, это (развал ДРСМД – прим. ред.) было самым прискорбным. Как вы верно заметили, у этого были последствия. И сейчас об этом говорят на различных площадках. До последнего момента генеральный секретарь (ООН — прим. ред.) призывал обе стороны договора к прямому диалогу, призывал постараться уладить противоречия. К сожалению, этого не произошло.
Так что больше Договор не существует. И я вижу, что многие европейские государства выражают беспокойство. Очевидным образом эта ситуация оказывает самое прямое воздействие на европейскую безопасность. Ряд регионов — Азия, например, — начинают говорить о том, что сегодня вдобавок к тому, что исчез ДРСМД, рушатся многие из соглашений, которые поддерживали стабильность в мире. И на мировом уровне также выражаются опасения в связи с эрозией договоренностей.
Происходит нечто интересное… Не знаю, насколько слово "интересное" тут уместно. Но тот факт, что 2 августа ДРСМД прекратил существование, побудил многие страны – и США об этом заявляли, и Россия, и множество европейских государств – говорить о том, что, возможно, нам пора начать думать над новым видением в области контроля над вооружениями и разоружения.
Многое в мире сейчас меняется. Некоторые из платформ, соглашений и инструментов размываются. Нам необходимо подумать о том, какими будут новые подходы, каким может быть новое видение (или элементы нового видения) в нынешней обстановке в сфере безопасности. Это, если хотите, побочный эффект от того, что произошло в августе.
Но, в конце концов, мы все встревожены. Мы надеемся, что ни одно государство, включая США и Россию, не будет предпринимать опасные и дестабилизирующие шаги, не будет размещать вооружения, в том числе в Европе.
— Вы упомянули об обеспокоенности европейских стран, а также о вашей тревоге в связи с возможным размещением вооружений. В этой связи считаете ли вы полезным предложение президента РФ Владимира Путина европейским и американским партнерам подписать меморандум о неразмещении ракет средней и меньшей дальности?
— Я действительно не знаю всех подробностей этого конкретного предложения, но любая инициатива, которая бы отбивала охоту у государств к дестабилизирующим действиям, любое искреннее предложение, подобное этому, будут приветствоваться. Я действительно надеюсь, что после исчезновения ДРСМД страны всерьез задумаются над тем, какие меры должны быть приняты, чтобы сохранить стабильность в регионе.
Как я уже сказала, прекращение существования ДРСМД, конечно же, оказывает самое непосредственное влияние на Европу. Но это также вызвало беспокойство и во всем мире в отношении проблем разоружения и международной безопасности.
— Пока зарубежные партнеры Москвы скептически реагируют на предложение РФ. Вы не считаете, что именно страны НАТО должны были бы проявить больше внимания к российской инициативе?
— Я не знаю точно, какие дискуссии сейчас идут в НАТО. Но у меня есть чувство, что они наверняка обсуждают все эти вопросы. Крах ДРСМД наступил недавно, так что я уверена, что они оценивают, анализируют, думают о том, какие новые меры им следует рассмотреть. Любые предложения по предотвращению дестабилизирующих шагов должны приниматься всерьез. Речь не только о предложении президента Путина, деталей которого я не видела.
— Есть другой чрезвычайно важный договор, который пока не канул в Лету – СНВ-3. Он истекает в 2021 году. Вы считаете, что договор, который придет на смену СНВ-3, должен включать не только Россию и США, но и такие ядерные державы, как Китай, Франция, Великобритания?
— В конечном счете, если вы действительно серьезно относитесь к сокращению количества ядерных вооружений, было бы целесообразно, чтобы к нему (договору – прим. ред.) присоединились все государства, обладающие ядерным оружием. Но, к сожалению, пока мы к этому не пришли.
Первым шагом, к которому мы призываем (не только я — но и генеральный секретарь постоянно призывает к этому), является продление СНВ-3 Соединенными Штатами и Россией. Договор допускает возможность продления на пять лет. И мы хотим, чтобы это произошло.
Появившиеся недавно усилия, нацеленные на то, чтобы сделать такой договор многосторонним, являются сложной задачей. Этого не сделать в одночасье. Поэтому, наверное, не лучшая идея пытаться объединить решение чрезвычайно срочного вопроса продления договора и вопроса присоединения к нему Китая или еще каких-либо государств. Нам, вероятно, следует разделить эти вопросы, потому что мы хотим, чтобы договор успели продлить до того, как он перестанет действовать.
Но в конечном итоге, если мы действительно серьезно относимся к уничтожению ядерного оружия, конечно, все государства, обладающие таковым, должны быть вовлечены (в соглашение – прим. ред.). Все они несут ответственность. Тем не менее если вы обратите внимание лишь на число боеголовок, то по-прежнему США и Россия обладают примерно 90% всего арсенала. Так что мы думаем, что определенно они несут особенную ответственность за ядерное разоружение. Поэтому мы призываем оба государства обеспечить взаимодействие друг с другом с тем, чтобы они продлили СНВ-3.
— Но на определенном этапе в будущем было бы хорошо подключить другие ядерные державы к какому-то соглашению?
— Да, в конечном итоге к какому-то соглашению. Да.
— Планирует ли генеральный секретарь ООН лично встречаться с президентом Трампом и президентом Путиным, чтобы призвать их к продлению этого договора?
— Он проводит встречи с обоими лидерами в ходе саммитов. Он встречается с ними на регулярной основе. И когда они встречаются (это, конечно, уровень глав государств), то говорят не только о вопросах разоружения, но и о других всевозможных вызовах. Я думаю, что включают и этот вопрос в повестку обсуждения. Генсек говорит об этом и в публичных выступлениях, обращаясь к прессе, и лично президентам. Он призывал их работать над продлением СНВ-3.
— Есть ли планы в ближайшем будущем провести такую встречу с лидерами двух государств?
— О таких встречах обычно объявляют незадолго до самих переговоров. Так что я не знаю, когда в следующий раз пройдет такая встреча. Но я твердо убеждена, что генеральный секретарь не забывает об этом вопросе как об одном из наиболее приоритетных.
— Должен ли новый договор по стратегическим наступательным вооружениям учитывать новые российские вооружения, такие как "Кинжал", "Буревестник", "Посейдон", которые, по сути, не являются стратегическим оружием?
— И да, и нет. Давайте сосредоточимся на сохранении того, что у нас есть. К сожалению, с ДРСМД это не получилось. Но СНВ-3 еще действует, так что давайте попробуем сохранить то, что у нас есть, и продлим его, насколько это возможно – на пять лет.
На определенном этапе на эти новые системы вооружений, которые могли бы оказать влияние на стратегическом уровне, следует обратить внимание, обсуждение по ним должно пройти.
Примечательно в сегодняшней обстановке, что многие осознают, что вещи действительно меняются. Стратегическая обстановка очень изменилась. Это произошло частично из-за этих новых систем вооружения, частично из-за обычных вооружений, которые оказывают стратегический эффект. Так что эти вещи нужно будет пересмотреть, проанализировать, изучить комплексно. Так что да, я считаю, что военные ведомства больших держав должны будут обсудить и эти вещи.
Вещи, которые относятся, например, к последствиям развития науки и технологий – киберсфера, искусственный интеллект, открытый космос, они чрезвычайно важны. Гиперзвуковое оружие может быть снаряжено как ядерными боеголовками, так и обычным оснащением. И потенциально оно будет оказывать огромное воздействие на стратегическую безопасность. Так что сейчас на повестке много моментов, которые надо будет рассмотреть основательно.
— Но прежде всего необходимо продлить как таковой СНВ-3?
— Да, сохранить то, что у нас есть, потому что все осознают, что происходит масса изменений и нам нужно вырабатывать новое видение. Но этот процесс займет время. Между тем уничтожить то, что у нас было, а затем начинать обсуждать нечто новое весьма опасно. Было бы намного лучше, если бы мы сохранили, что у нас есть, и в это же время начали обсуждение по некоторым новым параметрам нового видения. Вот за что мы выступаем.
— У ООН есть достоверные данные о стратегических вооружениях КНДР?
— У МАГАТЭ, которое является специализированным агентством, но входит в большую семью ООН, был доступ в КНДР до 2009 года. Но с тех пор у них нет какого-либо доступа и они опираются на материалы открытых источников, такие, как снимки со спутников. Так что ответ – нет, у нас нет своей независимой развединформации о том, что происходит в КНДР.
— То есть на данный момент в ООН нет информации о том, какие шаги предпринимает КНДР с 2009 года?
— Верно. У ООН очень ограниченные возможности для того, чтобы оценить и понять, что происходит в КНДР.
— В 2018 году власти КНДР демонтировали ядерный полигон Пхунгери. Он уничтожен окончательно и без возможности на восстановление? Вы можете это подтвердить?
— Нам не предоставили доступ туда. Наблюдать пригласили ограниченное число журналистов. Чтобы подтвердить подобное (уничтожение ядерного полигона – прим. ред.), необходимы недюжинные технические знания. Так что, учитывая недостаток настоящих экспертов, которые там могли быть, мы не можем наверняка утверждать, что он был уничтожен без возможности восстановления.
— У вас есть какие-либо данные о том, действуют ли в КНДР сейчас какие-то другие ядерные полигоны?
— Мы не знаем. В Вене находится офис организации Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний. У них есть международная система мониторинга. В случае, когда происходит подземное ядерное испытание, они могут зафиксировать колебания. Они остаются настоящим достоверным научным источником информации. За последнее время мы не слышали, чтобы были зафиксированы какие-либо новые испытания. Короткий ответ – мы не знаем. Пока мы не слышали о проведении каких-либо новых испытаний.
— Вы считаете, что у СВПД есть будущее?
C июля прошлого года Иран значительно сократил свои обязательства в рамках СВПД, касающиеся ядерной деятельности, в результате серии из пяти шагов. В итоге европейские страны передали этот вопрос в Совместную комиссию в рамках механизма разрешения споров.
Мы должны признать, что СВПД сталкивается с самой большой проблемой на сегодняшний день. На фоне недавней резкой эскалации напряженности на Ближнем Востоке легко вынести поспешное суждение о том, что у СВПД нет будущего. Однако запуск механизма разрешения споров не означает автоматического возврата всех предыдущих санкций ООН против Ирана или обращения в Совет Безопасности ООН.
Механизм разрешения споров — это серия шагов, которые позволяют сторонам обсуждать и решать вопросы, пока это не устроит все стороны. Представители европейских государств говорили лично мне, да и в разговорах с другими высокопоставленными должностными лицами ООН недавно отмечали, что процесс запуска механизма разрешения споров был частью их задачи. Цель в том, чтобы использовать любую возможную платформу для взаимодействия с Ираном и убедить его вернуться к полному соблюдению (СВПД). Иран также последовательно заявлял, что шаги по сокращению своих обязательств в рамках СВПД, которые они до сих пор принимали, являются обратимыми.
Сейчас необходимо использовать все возможности, чтобы найти выход из нынешнего тупика. Нам нужно найти способы вернуть Иран к полному соблюдению (обязательств в рамках СВПД) и обеспечить Тегерану ощутимые экономические выгоды. Сохранение СВПД важнее, чем когда бы то ни было.
— Как вы оцениваете отказ США и Израиля от участия в Конференции ООН по созданию зоны, свободной от всех видов оружия массового уничтожения на Ближнем Востоке? Насколько такая позиция двух государств обостряет ситуацию в регионе?
— Я думаю, в этом контексте влияние на ситуацию минимальное. Но я бы хотела отметить по этому поводу, что первая встреча этой конференции прошла весьма успешно. Я думаю, она превзошла ожидания всех. Участвующие страны полностью привержены открытому и инклюзивному процессу. Процесс не закрыт для Израиля и США. На самом деле в своей политической декларации страны-участницы вновь подтвердили, что все государства региона приглашаются к тому, чтобы стать частью процесса. Так что мы весьма надеемся, что в итоге они — я имею в виду, в частности, Израиль — смогут принять участие, и мы приложим все усилия, чтобы так и произошло.
Я думаю, страны-участницы конференции смогли проявить сдержанность и дали понять, что конференция является полезной площадкой. Все страны-наблюдатели, которые в ней участвовали, включая РФ, Великобританию, Францию и Китай, все они казались весьма удовлетворенными итогами этой встречи. Так что, по нашему мнению, это были очень позитивные пять дней конференции.
Свежие комментарии